【俄语论文】Возвращение сартов？

252А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ №10 Население Средней Азии в том его составе, который зафиксировали различные источ- ники во второй половине XIX в., сложилось в XVIII — начале XIX в. в результате интен- сивной миграции, смешения населения, процессов языковой и культурной ассими- ляции. В обществе отсутствовали границы, которыми можно было бы очертить группы, прилепив к ним ярлык «этнические». С при- ходом России в Средней Азии появляются более или менее устойчивые идентичности, на поддержание которых направлялись огром ные ресурсы. При этом население приучалось не только к категориям (име- нам), но и к их этнической интерпретации, которая подразумевала однородность и не- сменяемость. Стремление научно разложить все «по по- лочкам», разработать стройную классифи- кацию народов сталкивалось на практике с массой трудностей. Наибольшие пробле- мы возникли с «сартами» [Абашин 2007: 95–176]. Данные, которые появились в ре- зультате более близкого знакомства с регио- Сергей Абашин Возвращение сартов? Методология и идеология в постсоветских научных дискуссиях Сергей Николаевич Абашин Институт этнологии и антропологии РАН, Москва s-abashin@mail.ru 253 И С С Л Е Д О В А Н И Я Се рг ей А ба ш ин . В оз вр ащ ен ие с ар то в? М ет од ол ог ия и и де ол ог ия в п ос тс ов ет ск их н ау чн ы х ди ск ус си ях ном в середине XIX в., заставили исследователей задуматься, какие из признаков являются основными в формировании сартов и к какому народу их соответственно можно отнести. Если это образ жизни, обычаи, психология и внешний облик, то сартов нужно отнести к иранским народностям. Если язык — то их нужно включить в число тюркских племен. В этих двух случаях можно либо вовсе обойтись без термина «сарт», либо заменить имя «таджики» или имя «узбеки» на «сарты». Если же все признаки считать равноценными, то сартов можно назвать отдельным народом со своей ориги- нальной, пусть и смешанной по происхождению культурой. Именно так начиная с середины XIX в. выглядела «проб лема сартов», и именно в этих концептуальных рамках данная тема дискутировалась. Выбор определенного признака и соответственно модели опи- сания «сартов» (или ответа на вопрос — кто они такие) дикто- вался массой всевозможных факторов. Это были, конечно, на- учные предпочтения того или иного конкретного ученого или деятеля, характер его научной подготовки, уровень знаний, но также это могли быть и идеологические и политические воз- зрения. Группа политических факторов, влиявших на рассмот- рение «проблемы сартов», тоже не была однородной и оконча- тельно заданной. В Российской империи шли сложные поли- тические процессы, существовало множество политических проектов, которые по-своему описывали настоящее и будущее страны и ее населения. «Сарты» в этих проектах могли зани- мать ключевое место, а могли, напротив, казаться лишним и сомнительным элементом. Революция 1917 г. в одночасье разрушила всю прежнюю струк- туру государства. Пространство теперь уже бывшей Россий- ской империи превратилось в поле борьбы самых разнообраз- ных социальных и политических групп. Началась жесточайшая битва за символические ресурсы, за привилегию говорить от имени классов и наций, за новые смыслы разного рода класси- фикаций и названий. Все авторитеты и лидеры поменялись местами: недавние идейные монополисты утратили право ре- шающего голоса, прежние аутсайдеры оказались вдруг востре- бованы со своими, как казалось еще вчера, совершенно марги- нальными идеологиями. Изменившаяся ситуация требовала от новой власти вступить в диалог с местной мусульманской эли- той. Две стороны должны были найти формулу соглашения, в котором были бы признаны и единство прежней страны, и некая субъектность бывших «инородцев» в ее будущем поли- тическом устройстве. Одним из пунктов переговоров по пово- ду такого неформального соглашения, видимо, было решение 254А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ № 10 отказаться от термина «сарт», который, как многие считали, символизировал великодержавный характер имперского прав- ления времен «царизма». Результат этих своеобразных пере- говоров был официально зафиксирован в середине 1920-х гг. — в момент национально-государственного размежевания 1924– 1925 гг. и всесоюзной переписи 1926 г., когда название «сарты» окончательно исчезло с этнографической карты Средней Азии. Изменение политической ситуации в Средней Азии в 1991 г. вновь повысило интерес к уже подзабытой «проблеме сартов». Сегодня мы видим столкновение двух разных стремлений — «забыть» и «вспомнить» сартов. «Забыть», потому что эта тема нарушает утвержденную и зафиксированную государственны- ми границами классификацию народов Средней Азии, приня- тую, что важно, самими людьми, которые представляют эти народы. Тема сартов вольно или невольно возвращает всех к периоду опытов и экспериментов, сомнений и неопределен- ности, т.е. к эпохе, которая закончилась, ушла и к которой никто не хочет возвращаться. «Вспомнить», потому что «проб- лема сартов» — очень удобный, лежащий на поверхности по- вод, чтобы уколоть оппонента, поставить под сомнение его взгляды и убеждения, чтобы переписать историю и попытаться предъявить политические или моральные претензии. Все это говорит о том, что никакая этнографическая карта или этнографическая классификация, какую бы силу реальности она ни приобретала в головах людей и в социальных институ- тах, не является раз и навсегда утвердившейся, безусловной и окончательной. Любая этнографическая категория (и соот- ветствующая ей идентичность) продолжает существовать, бу- дучи предметом дискуссий, нового подтверждения своего ста- туса и содержания, новых сомнений и оспаривания. Национализирующиеся государства Распад СССР поставил перед бывшими союзными республи- ками задачу — найти формулу легитимации вновь образован- ных государств. Поиск был недолгим. Во-первых, отделивши- еся от СССР республики на протяжении последних семидесяти лет идентифицировались как «национальные». Во-вторых, на протяжении XX в. в международном праве и общественном мнении любые изменения в государственном устройстве, свя- занные с распадом империй и больших государств, интерпре- тировались как действия обладающих некой изначальной ле- гитимностью наций («право наций на самоопределение», «на- ционально-освободительная борьба» и т.д.). 255 И С С Л Е Д О В А Н И Я Се рг ей А ба ш ин . В оз вр ащ ен ие с ар то в? М ет од ол ог ия и и де ол ог ия в п ос тс ов ет ск их н ау чн ы х ди ск ус си ях Я лишь зафиксирую сам факт: бывшие среднеазиатские рес- публики пытаются строить «национальные» государства и апеллируют к концепции «нации» для обоснования сделан- ного выбора. При этом используются одни и те же дискурсив- ные объяснительные модели. Эти модели, как их описывает, например, британский политолог Г. Смит, имеют следующие особенности: 1) они «эссенциализируют» и «примордиализи- руют» нацию, т.е. описывают этнические идентичности как линейные, постоянные и однообразные; 2) они «историзи- руют» нацию, т.е. удревняют ее, находят в ней «золотой век» и национальных героев; 3) они «тотализируют» нацию, т.е. ни- велируют всякие индивидуальные отличия и особенности, описывая человека как «коллективную личность» с коллек- тивной памятью, коллективной родиной и т.д. [Smith 1998: 15–16]. Современными западными исследователями «этнический дис- курс», популярный в среднеазиатских республиках, обычно оценивается и анализируется с точки зрения конструктивист- ской критики. В наиболее концентрированном виде эту крити- ку можно найти, в частности, в работе известного французско- го специалиста по Среднему Востоку и исламу О. Руа «Новая Средняя Азия: создание наций». Его рассуждения включают в себя несколько существенных положений касательно исто- рии региона. Первое положение: у О. Руа вызывает большие сомнения по- пытка описывать части и группы среднеазиатского населения к моменту русского завоевания и особенно советских реформ как «этнические общности». Автор пишет: «В это время такие термины, как “узбеки”, “таджики”, “киргизы” и “туркмены”, конечно, использовались, но они в действительности не охва- тывали весь комплекс взаимодействия идентичностей; поня- тие “этническая группа” есть в большей степени политическая конструкция, чем наблюдаемый факт <...>. Идея ассоциирова- ния территории с этнической группой, определяемой языком, была чужда политическим идеям мусульман Средней Азии» [Roy 2000: 3]. По мнению французского исследователя, группу определяла не этничность или язык, а «экологическое про- странство, которое она занимала»; в качестве примера он при- водит сартов — это была оседлая, не родоплеменная группа сельских жителей, связанная культурными узами независимо от языка, и только в конце XIX в. российские этнографы при- дали этому термину этническое значение. Второе положение: среднеазиатские нации не являются ре- зультатом длительного развития (этногенеза), а были искусст- венно созданы советской властью. Причем «стратегической 256А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ № 10 целью во время основания новой империи было разрушить широкие лингвистические и культурные блоки, основанные на языке (тюркском) и религии (исламе)» [Roy 2000: VIII]. После декретов о создании титульных народов «антропологам, линг- вистам-экспертам и историкам оставалось только объяснить, как эти виртуальные народы прождали столетия, чтобы достиг- нуть своей политической инкарнации» [Roy 2000: IX]. О. Руа специально говорит о советской этнографии как об элементе национальной политики в СССР, полагая, что Ю.В. Бромлей, которому на Западе обычно приписывается создание «теории этноса», рационализировал взгляды, которые сформулировал Сталин. Третий тезис О. Руа: современные национальные государства Средней Азии продолжают следовать логике советской нацио- нальной политики. Проблема среднеазиатских независимых государств заключается в том, что они не столько возвращают- ся к прежним формам существования, сколько создают нацио- нальное государство на том фундаменте, который остался от империи и Советского Союза: «Логика новых государств со- стоит в том, чтобы произвести ясную национальную легитим- ность, но она не порывает резко с советским периодом, кото- рый дал рождение новым республикам, и это, следовательно, часть их легитимности» [Roy 2000: 163]. И хотя роль России не- редко переосмысляется негативно, но в целом среднеазиатские историки и политики «адаптировали советскую матрицу». Го- воря, в частности, об Узбекистане, О. Руа добавляет, что перед его элитами стоит альтернатива — выбрать в качестве нацио- нальной идеологии концепцию мультиэтнического государ- ства, в котором быть «узбекистанцем» не означает быть узбе- ком, или концепцию Узбекистана как узбекского государства. Французский ученый считает, что ясного выбора в пользу од- ной из концепций пока не произошло. Итак, по мнению О. Руа, отношение среднеазиатских элит к истории и культуре Средней Азии противоречиво. Стремле- ние порвать с советским прошлым соседствует с многочислен- ными символами советского времени, которые эти элиты про- должают считать важным ресурсом собственной легитимации. Кроме того, так называемая официальная точка зрения зави- сит от настроения власти и меняющейся обстановки, сама ме- няется и является предметом борьбы. Влияние государствен- ной идеологии на науку сильно, но и за пределами официаль- ной точки зрения остается некоторое пространство для альтернативных оценок. Национальная идеология, иначе го- воря, не есть что-то однозначное и застывшее. Многие мест- ные интеллектуалы пытаются экспериментировать с разными 257 И С С Л Е Д О В А Н И Я Се рг ей А ба ш ин . В оз вр ащ ен ие с ар то в? М ет од ол ог ия и и де ол ог ия в п ос тс ов ет ск их н ау чн ы х ди ск ус си ях моделями и методологиями, предлагают свои варианты отве- тов на вопросы, которые остаются нерешенными и вызывают споры. Одним из таких вопросов является, как и сто лет тому назад, «проблема сартов». «Проблема сартов» в новых исследованиях Распад СССР и отказ от прежней политкорректности в рамках одного политического пространства вызвали новую волну ин- тереса к «проблеме сартов», которая долгое время считалась неудобной темой. Большое внимание к сартам проявили таджикские ученые в начале 2000-х гг. Для них «проблема сартов» стала одним из поводов к продолжению и расширению дискуссии о том, кто такие «таджики», в частности, поводом к интерпретации исто- рии национально-государственного размежевания 1920-х гг. как совершенной по отношению к среднеазиатским таджикам несправедливости и как продолжения агрессии пришельцев- узбеков (тюркоязычных племен) против коренного ирано- язычного — таджикского — населения. Директор Института истории АН РТ Р. Масов в книге «Таджи- ки: вытеснение и ассимиляция» (2003) писал, что сарты — «сме- шанная народность», которая возникла «от слияния» ирано- язычного населения с тюрко-монгольскими «пришельцами», причем «примеси таджикской крови у сартов было гораздо больше» [Масов 2003: 36–37]. В другой своей работе он утверж- дал, что «сартами по существу были не только тюрко-таджик- ские метисы, но и абсолютное большинство сартского населе- ния составляли именно таджики, которые в силу ряда объ- ективных и субъективных обстоятельств забыли таджикский язык, свое этническое происхождение» [Масов 1995: 62]. В статье с характерным названием «О термине “сарт” как о си- нониме этнонима “таджик”» (2002) другой таджикский иссле- дователь — А. Мирбабаев — назвал проблему сартов «щекотли- вым вопросом», который историография советского времени обходила молчанием. По мнению автора, в XV–XVII вв. тер- мин «сарт» прилагался к таджикам, «в особенности к торгово- ремесленной прослойке города, в руках которой сосредоточи- валась и духовная власть» [Мирбабаев 2002: 185–186], «cарты являются таджиками, а не узбеками и киргизами», «сартовский язык» состоял из «таджикских слов» с примесью «узбекских го- воров» [Мирбабаев 2002: 191, 192]. Сарты-таджики контакти- ровали с тюрками, поэтому у них «выработалось двуязычие», сам же «процесс сартизации узбеков, киргиз, тюрков, курама и других тюркских племен Средней Азии, и особенно долины 258А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ № 10 Ферганы, имел место довольно поздно, в конце XIX — начале XX в.» и был связан с приходом русских и «с воцарением мира и спокойствия в крае». В 1920-е гг. власти, как пишет А. Мир- бабаев, дали указание заменить термин «сарт» на «узбеки», после чего эти два понятия «были смешаны в одно». Таджик- ский ученый назвал «заблуждением» стремление «рассматри- вать сартов как отдельную этническую группу» [Мирбабаев 2002: 194]. О термине «сарт» пишет в своей книге «Таджикская идентич- ность и государственное строительство в Таджикистане» (2003) еще один таджикский исследователь — П.Д. Шозимов. Он утверждает, что «в различных интерпретациях» этого термина лежит «ключ к пониманию как таджикской, так и узбекской идентичности». Именно в этих интерпретациях возникают сложные противоречия: «Если критериями определения тад- жикской идентичности выступают язык — таджикский (фар- си), и образ жизни — оседлый, то сарты, по мнению большин- ства исследователей, имеют те же характеристики. Тогда по каким критериям отличается таджикская идентичность от идентичности сартов?» [Шозимов 2003: 87–88]. С другой сто- роны, если сарты — это оседлые узбеки, то чем оседлые узбеки отличаются от таджиков? Автор предлагает искать решение проблемы сартов «не в рассмотрении его [термина “сарты”] как константной этнической или социальной единицы, а в па- раметре изменения его значения в разные исторические пе- риоды» [Шозимов 2003: 89]. По мнению Шозимова, «различие между таджикской и сарт- ской идентичностями имело не столько языковой, сколько стратификационный характер», сарты были связаны с тор- говыми делами и в силу этого, как правило, владели и иран- ским, и тюркским языками. Однако «постепенный переход их из транскультурных и трансэкономических зон создавал предпосылки для их структуризации и постепенной потери той гибкой и многоуровневой идентичности», а уже к концу XIX в. сарты, «которые ранее отождествлялись с таджика- ми», рассматривались уже как «тюркоговорящее оседлое население» [Шозимов 2003: 93–94]. Российские власти по- пытались определить сартов как самостоятельную этниче- скую единицу, но вплоть до начала XX в. сарты оставались особой социокультурной группой, которая сохранялась и среди таджиков, и среди узбеков и которая объединяла их. П.Д. Шозимов, следовательно, однозначно не отождествля- ет сартов с какой-либо современной нацией и лишь ставит под сомнение однобокую этническую интерпретацию этого названия, что, однако, с узбекской точки зрения все равно 259 И С С Л Е Д О В А Н И Я Се рг ей А ба ш ин . В оз вр ащ ен ие с ар то в? М ет од ол ог ия и и де ол ог ия в п ос тс ов ет ск их н ау чн ы х ди ск ус си ях выглядит как покушение на «узбекскую монополию» на историю сартов. Тема сартов привлекла не только таджикских ученых1. К ней обратились и исследователи из Кыргызстана, в частности А. Койчиев в книге «Национально-территориальное размеже- вание в Ферганской долине (1924–1927 гг.)» [Койчиев 2001]. По его мнению, сарты, древние жители региона, — «один из крупных тюркоязычных этносов, ведущих оседлый образ жиз- ни», произошедший от смешения иранских (в том числе вос- точно-иранских) и тюркских групп и племен, включая в по- следнем случае кыргызов. «В процессе этнического формиро- вания, — пишет автор далее, — сарты претерпели существенные изменения, и название “сарт” стало обозначать только тюрко- язычную народность, что говорит о завершении ее формиро- вания» [Койчиев 2001: 8]. В момент национального размеже- вания «судьба сартов стала политическим орудием в руках различных сил», большевики и «пантюркисты» решили на основе сартов сформировать «тюркскую общность» с новым именем «узбеки». А. Койчиев полагает, что эта политика про- водилась при «недостаточном изучении этнографического со- става местного населения и характера этнических процессов» [Койчиев 2001: 80]. Используя тему «сартов», исследователь прямо не говорит, но намекает, что национальное размежева- ние в 1920-е гг. происходило в пользу Узбекистана и в ущерб соседним республикам. В узбекской историографии тема «сартов» до самого последне- го времени оставалась под негласным запретом. Упоминание этого термина означало бы, с точки зрения узбекских ученых и политиков, возобновление дискуссии о нетюркских корнях узбеков, о таджикских (и прочих) претензиях на культурное наследие и территорию Узбекистана и т.д. Вопрос о «сартах», по мнению многих местных ученых, был и остается искусст- венным, привнесенным в регион извне с явными политиче- скими целями. А.А. Аскаров, бывший директор Института истории АН РУ и археолог по специальности, выразил узбек- скую позицию по этому вопросу однозначно: «До 20-х годов XX в. под термином “узбек” сторонники индоевропейской концепции, характерной особенно для русского востоковеде- ния, понимали лишь шейбанидских узбеков, не признавая местное узбекоязычное население (так называемых “сартов” — древнего местного тюркоязычного населения Маверауннахра 1 Впрочем, нельзя сказать, что тема сартов является для таджикских ученых самой важной. Тад- жикские претензии направлены прежде всего на Бухару и Самарканд, где вопрос о сартах не так актуален. 260А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ № 10 и Хорезма), хотя термин “узбек” охватывал обе части узбекско- го народа» [Аскаров 1997: 75]1. А. Аскаров признает, что населе- ние, «именовавшееся сартами», не имело узбекского самосозна- ния, но указывает на то, что оно говорило на тюркском («ста- роузбекском») языке. Именно язык — главный довод, чтобы причислить сартов задним числом к узбекскому народу. Известный узбекский этнограф К.Ш. Шанияз